Остались только пастбища, где теперь некого было пасти, любимый с детства лес, который невозможно было продать, и деревня, созданная специально для слуг Большого дома, выходивших на пенсию.
Когда-то, покидая поместье, они селились в свежевыстроенных милых домиках, где протекала их старость.
Теперь же деревенька, как, впрочем, и все вокруг, выглядела довольно жалко.
Многие дома скособочились, краска на них облупилась, изгороди сломались или повалились, в садах не росло ничего, кроме сорняка.
— Мне стыдно показываться в этой деревне! — сказала Тила брату полгода назад, Он ответил своеобразно:
— Если у меня не будет нового вечернего костюма, я не смогу принять приглашение на званый ужин и останусь голодным!
— Так что же нам делать? — растерялась Тила.
— Бог знает, сестричка, — отмахнулся Роби, — лично я не имею понятия.
Вскоре он уехал в Лондон, прихватив с собой ковер: он надеялся получить за него несколько фунтов.
Они прикинули, что ковер не относится к категории тех вещей, которые нельзя продавать.
— Я думаю, если попытаться продать тиару, то кто-нибудь обязательно заметит, — сказал Роби. — А что, если ее просто заложить?
Можно получить довольно приличную сумму!
— Тебе это не удастся! — возразила девушка. — Навязался на нашу голову этот ужасный адвокат! По какой-то необъяснимой причине он является нашим доверенным лицом и приезжает каждые три месяца, чтобы проверить, все ли на месте.
Она со злостью топнула ногой.
— Я ненавижу его! Обычно стараюсь уехать на целый день, когда он здесь. Он повсюду сует свой нос!
— А может, он просто делает свою работу? — охладил ее пыл Роби. — Но, знаешь, когда я думаю, сколько может стоить подлинник Шекспира из нашей библиотеки, мне кажется, есть смысл рискнуть и попробовать продать его.
— Ничего, кроме скандала, из этой затеи не получится! — ответила Тила. — И ты знаешь об этом ничуть не хуже меня. Если история попадет в газеты, те милые хозяйки вечеров, которых ты так часто навещаешь, навсегда вычеркнут твое имя из списков приглашенных.
— Те милые хозяйки вечеров или как ты их там называешь, — парировал Роби, — всегда накормят меня неплохим обедом и ужином. Беда в том; что сейчас я не способен обеспечить себя даже завтраком.
Девушка подумала, что не может позволить себе вообще никакой еды.
Если бы не кролики, голуби и утки, которые еще оставались на территории поместья, она и Коблинсы давно бы умерли от голода.
Отец научил ее стрелять еще в детстве, и сейчас это умение очень пригодилось.
Тила ненавидела убивать беззащитных животных, но выбора у нее не было.
Коблинс страдал от ревматизма, однако все еще умудрялся выращивать картошку и кое-какие овощи на своем маленьком огородике, который находился на территории когда-то большого, цветущего хозяйского сада.
Но старик сдавал с каждым днем, и девушка вынуждена была ездить по лесам в надежде застрелить кого-нибудь на обед; в случае неудачи все трое ложились спать голодными.
«Так не может больше продолжаться!»— в отчаянии думала она.
Но был ли выход?
Она его не видела и подолгу молилась.
Взывала к Богу как к последней надежде, но, — судя по всему, он не слышал или не хотел внимать ей.
Она еще раз посмотрела вокруг.
Какой милой и уютной была гостиная при маме!
Свечи в хрустальных подсвечниках.
Везде цветы, срезанные в саду, из них мама делала прекрасные композиции.
«Да и лошади тогда еще были в конюшнях», — тоскливо подумала Тила.
Теперь там остался один Кингфишер, который неумолимо старел.
Она с детства любила этого коня, но в то же время ей не давала покоя мысль: что будет потом, когда он состарится настолько, что не сможет больше выдерживать ее?
Кингфишер помогал Типе спасаться от грязи и уныния, царящих в доме, унося ее в родные леса.