Человек, посмотрев по сторонам, вбежал за ним и захлопнул дверь.
Тени задвигались в темноте. Послышалось легкое шипение. Затем, немного покачиваясь, большие темные фигуры стали удаляться.
Сразу же после продажи, прямо за углом, попрошайка, в надежде вытянувший руку за милостыней, был очень удивлен, обнаружив, что он стал богаче на тридцать долларов.[1]
Диск Мира повернулся на блистательном фоне космоса, очень аккуратно вращаясь на спинах четырех гигантских слонов, которые устроились на панцире Великой А'Туин - звездной черепахи. Континенты медленно проплывали, вращаясь в системах погоды, которые в свою очередь мягко поворачивались против ветра, как в танцоры кружащиеся в вальсе на сцене. Миллиарды тонн географии медленно катились по небу.
Люди изучают такие вещи как география и метеорология не только потому, что стоят на одной и промокают от другой. Эти предметы не совсем похожи на настоящие науки.[2] Но география - это всего лишь то, что изучают физики, ну может, еще несколько деревьев торчат из нее, а метеорология наполнена восхитительным и захватывающим хаосом, да и вообще очень сложна. Лето - это не только время. Это еще и место. Лето это двигающееся существо и уходит на юг для зимовки.
Даже на Диске Мира, с крошечным солнцем вращающемся по орбите вокруг крутящегося мира, времена года сменяются. В Анх-Морпорке, в величайшем из городов, Лето отпихнуло Весну, и в свою очередь получила толчок в спину от Осени.
Говоря географически, в самом городе не чувствовалось никакой разницы, хотя поздней весной пена на реке часто становилась приятного изумрудно-зеленого цвета. Туманы весны переходили в туманы осени, которые смешивались с дымом и копотью от магических кварталов и мастерских алхимиков, до тех пор, пока не становится похоже, что они ожили своей плотной и душной жизнью.
А время продолжало идти вперед.
Осенний туман наседал на полуночные оконные стекла.
Кровь текла струйкой на разорванные страницы редких книг с религиозными размышлениями.
"Так нельзя", - подумал отец Тубелчек.
Следующая мысль была, что его тоже не надо было бить. Но отец Тубелчек никогда не заострял внимания на подобного рода вещах. Люди излечиваются, а книги никогда. Он протянул трясущуюся руку и попытался собрать страницы, но снова опрокинулся назад.
Комната вращалась.
Дверь распахнулась. По полу заскрипели тяжелые шаги, один шаг, по меньшей мере, и потом шум от волочения.
Шаг. Волочение. Шаг. Волочение.
Отец Тубелчек попытался сфокусировать взгляд. - Ты? - прохрипел он.
Кивок.
- Собери... все... книги.
Старый священник смотрел, как плохо приспособленные для такой работы пальцы собирают книги и аккуратно укладывают их в стопки.
Вошедший подобрал из обломков писчее перо, что-то аккуратно написал на кусочке бумаги, затем скатал его и осторожно всунул его между губ отца Тубелчека.
Умирающий священник попытался улыбнуться.
- С нами это не срабатывает, - прошептал он, маленький цилиндр у него во рту раскачивался как последняя сигарета. - Мы... делаем... нашу... ж...
Преклоненная фигура некоторое время внимательно наблюдала за ним, а затем, очень осторожно, медленно наклонилась и закрыла глаза священника.
Коммандер Сэр Самуэль Ваймз, Городской Страж Анх-Морпорка, нахмурился своему отражению в окне и начал бриться.
Бритва - это меч свободы. Бритье - это акт мятежа.
В эти дни кто-то готовил ему ванную (каждый день! -никогда бы не подумал, что человеческая кожа может вынести такое к ней отношение). И кто-то раскладывал ему одежду (и какую одежду!). Кто-то готовил ему еду (и какую еду! - он набирал вес, он знал это).