Мегрэ: Жорж Сименон

«Мегрэ»

Глава 1

Прежде чем открыть глаза, Мегрэ нахмурил брови, словно сомневаясь, правильно ли он опознал голос, который вырвал его из глубин сна, прокричав:

— Дядя!

Не поднимая век, он вздохнул, ощупал простыню и убедился, что все это ему не приснилось: его рука не нашла теплого тела г-жи Мегрэ там, где ей полагалось бы находиться.

Наконец он открыл глаза. Ночь была светлая. Г-жа Мегрэ стояла у окна в мелкий переплет, отгибая рукой занавеску, а внизу кто-то тряс входную дверь, и шум Разносился по всему дому.

— Дядя! Это я.

Г-жа Мегрэ по-прежнему смотрела наружу, и ее накрученные на бигуди волосы образовывали странный ореол вокруг головы.

— Это Филипп, — объявила она, угадав, что Мегрэ проснулся.

Мегрэ в войлочных туфлях на босу ногу спустился первым. Он наспех натянул брюки и уже на лестнице влез в пиджак. На восьмой ступеньке, из-за низко расположенной потолочной балки, ему надлежало пригнуть голову. Обычно он проделывал это машинально, но сейчас обо всем забыл, стукнулся лбом, охнул, выругался и шагнул из ледяной лестничной клетки в кухню, еще сохранявшую остатки тепла.

Дверь была забрана железными прутьями. На улице Филипп кого-то уговаривал:

— Я ненадолго. Будем в Париже еще затемно.

Г-жа Мегрэ одевалась. Слышно было, как она расхаживает по второму этажу. Мегрэ, все еще злясь на себя за последствия собственной неосторожности, отодвинул засов.

— А, это ты! — буркнул он, увидев на пороге племянника.

Над голыми тополями плыла огромная луна, заливая небо такими яркими лучами, что на фоне его отчетливо вырисовывались даже мельчайшие веточки, а Луара за излучиной казалась потоком серебристых блесток.

«Ветер восточный», — машинально отметил про себя Мегрэ, как сделал бы на его месте любой житель этого края, увидев постепенно серевшую поверхность реки.

Это привычка, которую приобретаешь, поселившись в сельской местности, равно как и привычку молча стоять в дверном проеме, глядя на незваного гостя и ожидая, пока он заговорит.

— Я хоть тетю-то не разбудил?

Лицо у Филиппа застыло от холода. Позади него, на белой от инея равнине, виднелся силуэт такси.

— Почему не пригласишь водителя в дом?

— Мне надо немедленно поговорить с вами.

— Живо входите оба, — выглянула из кухни г-жа Мегрэ, разжигавшая керосиновую лампу. И, адресуясь к племяннику, добавила: — Электричества еще нет. Проводку в доме сделали, а вот ток пока не подключили.

В самом деле, с потолка на шнуре свисала лампочка.

Бывают такие детали, которые беспричинно привлекают к себе внимание. А когда нервничаешь, они к тому же и раздражают. Во время последовавшего разговора Филипп, без сомнения, часто поглядывал на эту лампочку и плохо натянутый шнур, которые были здесь совершенно ни к чему, разве что подчеркивали старомодность этого сельского жилья и ненадежность современного комфорта.

— Ты из Парижа?

Еще полусонный, Мегрэ прислонился спиной к камельку. Вопрос был так же нелеп, как и электрическая лампочка без тока: на дороге стояло такси. Однако бывают минуты, когда говоришь просто для того, чтобы что-то сказать.

— Я все вам объясню, дядя. Мое положение ужасно.

Если вы не поможете и не отправитесь со мной в Париж, я не знаю, чем все это для меня кончится. Просто голова кругом идет… Ох, я ведь даже не поцеловал тетю!

Филипп трижды прикоснулся губами к щекам г-жи Мегрэ, накинувшей халат поверх ночной сорочки. Он исполнил этот ритуал совершенно по-детски. Затем тут же плюхнулся за стол и обхватил голову руками.

Поглядывая на молодого человека, Мегрэ набивал трубку, а его жена заталкивала сушняк в камелек. В воздухе было разлито что-то тревожное, гнетущее. С тех пор как Мегрэ вышел в отставку, он утратил былое умение просыпаться среди ночи, и происходящее невольно напомнило ему времена долгих бдений у постели больного или ложа покойника.

— Не могу понять, как я мог оказаться таким дураком! — неожиданно всхлипнул Филипп.

Волнение его разом выхлестнулось наружу. Он плакал без слез, озираясь по сторонам и словно ища, на чем бы сорвать нервное напряжение. Зато Мегрэ, по контрасту с беспомощными метаниями племянника, невозмутимо подкручивал фитиль керосиновой лампы и посматривал на первые заплясавшие в камельке огоньки.

— Для начала чего-нибудь выпей.

Из стенного шкафа, где лежали остатки еды и пахло холодным мясом, бывший комиссар извлек бутылку виноградной водки и две стопки. Г-жа Мегрэ надела сабо и вышла в сарай за дровами.

— Твое здоровье! Главное, постарайся успокоиться.

Запах разгоревшегося сушняка смешивался с водочными ароматами. Филипп тупо уставился на тетку, беззвучно вынырнувшую из темноты с охапкой поленьев.

Он был близорук, и под определенным углом глаза его за стеклами очков казались огромными, что придавало ему вид растерянного ребенка.

— Это случилось сегодня ночью. Мне приказали стоять в засаде на улице Фонтен…

— Минутку, — перебил Мегрэ, усаживаясь верхом на соломенный стул и раскуривая трубку. — С кем ты работаешь?

— С комиссаром Амадье.

— Продолжай.

Посасывая трубку и глядя прищурившись поверх этажерки с медными кастрюлями на выбеленную известью стену, Мегрэ вспоминал такие знакомые ему картины. На набережной Орфевр кабинет Амадье, последний справа, располагался в самом конце коридора. Амадье, унылый тощий человек, был произведен в дивизионные комиссары после ухода Мегрэ в отставку.

— Он по-прежнему носит длинные усы?

— По-прежнему. Вчера мы получили постановление о задержании Пепито Палестрино, хозяина кабаре «Флория» на улице Фонтен.

— Номер дома?

— Пятьдесят три, рядом с магазинчиком оптика.

— В мое время заведение содержал Тореадор. Что-нибудь связанное с кокаином?

— Да, в основном. Но и еще кое-что. Шеф слышал, что Пепито замешан в истории с Барнабе, тем типом, которого недели две назад зарезали на площади Бланш.

Вы наверняка читали об этом в газетах.

— Завари кофе, — бросил Мегрэ жене.

И с довольным вздохом большого пса, который, покружив по комнате, укладывается наконец на место, он облокотился на спинку своего кресла, подперев подбородок сложенными вместе руками. Время от времени Филипп снимал очки, протирал стекла и на несколько мгновений становился похож на слепца. Это был высокий плотный рыжий парень с карамельно-розовой кожей.

— Вы же знаете, мы больше не можем действовать, как нам хочется. В ваше время такого Пепито без разговора взяли бы в любом часу ночи. Сейчас приходится строго соблюдать букву закона. Вот почему шеф решил осуществить задержание в восемь утра. А до тех пор приказал мне караулить птичку…

Филипп то погружался в вязкое спокойствие комнаты, то снова рывком возвращался к случившейся с ним трагедии и потерянно озирался по сторонам.

От некоторых фраз на Мегрэ как бы веяло запахом Парижа. Он представил себе светящуюся вывеску «Флории», швейцара, который выскакивает навстречу подъезжающим машинам, племянника, приближающегося вечером к кабаре.

— Сними пальто, Филипп, иначе простынешь на обратном пути, — вмешалась г-жа Мегрэ.

Молодой человек был в смокинге. В низенькой кухне с потолком из толстых балок и полом, вымощенным красной плиткой, это производило комический эффект.

— Выпей еще чуть-чуть…

Но Филипп неожиданно вскочил и в новом приступе отчаяния до боли заломил себе руки.

— Если бы вы знали, дядя…

Ему хотелось расплакаться, но слез не было. Взгляд его еще раз упал на электрическую лампочку. Он топнул ногой.

— Ручаюсь, меня вот-вот арестуют.

Г-жа Мегрэ с кастрюлей в руках — она заливала кофе кипятком — круто повернулась.

— Что ты несешь?

Мегрэ, продолжая курить, слегка раздвинул вышитый красным ворот ночной рубашки.