Княжьи люди 2 стр.

— Стребуем с них два соболя с дыма. А если что другое, то на ту же цену.

— Ого! Я в Ростов приеду богатым!

Мечеслав был более сдержан.

— Они отдадут нам столько добра? — С сомнением он покосился на стены, потом перевел взгляд на Жиляту. Тот, усмехнувшись, пожал плечами.

— Об этом надо спросить у мордвы.

Мечеслав снова повернувшись лицом к тверди, задумался. Жилята, стоя рядом, ему не мешал, искоса наблюдая за Ерохой. Тот, загорелся возможностью легкой поживы и долго ждать не собирался.

— Жилята дело говорит! — Подступился он к воеводе. — Стоит попробовать! Что мы теряем?

Мечеслав нехотя кивнул.

— Будь так. Поедешь с ним?

Ростовец с радостью согласился. Изяслав тоже хотел ехать, говорил, что с посольством должен быть стяг, но воевода только шикнул на него и Изяслав сердито насупился, Мечеслав не обращая более на племянника внимания, напутствовал послов.

— Ероха, говорить будешь ты. Скажешь им все так, как говорил Жилята и потребуешь выкуп. Станут торговаться, стой на своем. Ты Жилята, если что, помоги ему советом. В спор не влезай. Пусть про Ероху думают, что он большой боярин. А для пущей важности, возьми с собой двух гридней из наших — из суздальских. Все ли понятно? Ну, так ступайте с богом!

* * *

Скоро четверо русских дружинников направились в сторону мордовской тверди. Первым, важно подбоченившись, восседал на своем жеребце ближник ростовского князя. Рядом с ним, но отставая на полкорпуса, ехал Жилята. За ним следовали гридни. Ими были Кочень и его друг, и сверстник Мезеня. Назначение первого, Жилята объяснил так — Очень толковый! — Про Мезеню же, рыжеволосого, высоченного и плечистого парня, сказал вопросом — Видали каков?

Кони шли шагом. Крепость близилась не спеша, с каждой саженью разрастаясь размахом и высотой своих стен. Сейчас там было пусто. Появившиеся при появлении русичей воины, спрятались за тыном ни чем, не выдавая своего присутствия. Первым на это обратил внимание ростовец.

— Тихо-то как. — Сказал он Жиляте. Тот уже и сам заметил, что из крепости, до которой оставалось менее половины стрелища, не доносится ни единого звука. Ни людских голосов, ни рева скота. Собак и тех не было слышно. Город казалось замер, стараясь не привлекать внимания, как будто надеясь на то, что находники могут его не заметить и пройти мимо. Жители его притаились в ожидании. Даже на стенах, дружинники, сколько не всматривались, к своему удивлению ни кого не видели.

— Только что ведь были! — Удивился Кочень.

— Попрятались все! Нас испугались. — Глумливо подмигнул Ероха.

— Похоже, не хотят тут с нами разговаривать. — Жилята был хмур и встревожен одновременно. — Может их позвать?

— Зови уже!

Жилята обернулся к ехавшим следом за ним гридням. Те от оказанной им чести, преисполнились важности и на крепость взирали с пренебрежением. На шее у Коченя висел окованный серебром рог тура. Жилята уже собирался приказать ему трубить, но тут тишина раскололась от удара металла по мерзлому дереву и тотчас взорвалась от грая взбесившегося воронья. Это оставшаяся за спиной дружина занялась обустройством своего стана, а несколько воинов принялись рубить старую разлапистую сосну для обещанного Мечеславом тарана. Сам воевода оставался на своем месте. Рядом с ним, со стягом стоял Изяслав. Оба неотрывно смотрели на крепость.

«Стяговника неплохо было бы взять с собой». — Подумал Жилята и подал знак. Кочень принялся дуть в рог, и тот час стало ясно, что переговоров не будет. Эхо от сигнала еще не улеглось, а на стене уже появился мордвин и очень метко выстрелил в Ероху из лука. Тот у самого лица, отбил стрелу мечом. Вторую принял на переброшенный со спины щит. Между тем Мезеня закрыл его справа, а Кочень, бросив рог, извлек лук, не целясь, пустил стрелу и угодил ей этому эрзянину чуть-чуть выше глаза. Тот без вскрика упал со стены. И тут же на его месте появились новые лучники.

— Уходим! — Заорал Жилята в ухо ростовцу, но тот уже и сам поворотил коня.

— Уходим! — Еще раз крикнул для остальных, и услышал, как под кем-то завизжала раненая лошадь. Оглянулся. Мезеня, закинув щит за спину, мчался за ним следом. Кочень, пустив еще пару стрел, последовал его примеру. Убедившись, что юнцы не замешкались и не отстали, Жилята колол коня шпорами, понуждая мчаться во весь опор. Остановился он только за несколько шагов от Мечеслава. Оба гридня были на месте, но Кочень болезненно кривился и правой рукой шарил по спине. Мезеня хотел ему чем-то помочь, но не знал чем и от этого, почему-то казался виноватым.

— Ну-ка! — Жилята поспешил к ним. На спине Коченя, у левой лопатки, на тусклой броне светлела отметина. Железные кольца в этом месте были смяты, а одно, или два разорваны, так что через них был виден поддоспешник.

— Бог к тебе милостив. — Жилята нажал на то место пальцем. — Пошевели рукой. Больно? Зашибло тебя, но кости все целы. Стрела тебя в пол силы ударила. Кольчуга сберегла. Однако же с такого расстояния попасть напротив сердца?! Ловки стрелки эрзянские…

— Ловки? Вот он ловок! — Подъехавший Мечеслав принялся хвалить Коченя за удаль и сноровку. На удивление Жиляты, он не казался хоть, сколько — ни будь раздосадован тем, что переговоры не состоялись. Обернувшись к собравшимся вокруг дружинникам, воевода сказал, что хотел разойтись с эрзянами миром, но те, как видно, решили иначе.

— Поутру мы возьмем эту твердь. За то, что послов наших встретили стрелами, сегодня они уже кровью умылись. То добрый знак! Господь пособляет христовому воинству! Значит и завтра нас не оставит! Утром всех поганых, кто нам воспротивится, будем крестить железом и кровью. Все остальные — станут рабами. Всех их самих, их жен, детей и все добро, к вечеру я разделю между вами.

Последние слова Мечеслава вызвали бурю радостных возгласов. Суздальские, Ростовские и Ярославльские дружинники, так громко выражали одобрение вождю, что Жилята не с первого раза сумел в общем шуме различить крик.

— Конный! Из города конный! Вы гляньте!

Кричал Кочень. Встав на стременах, он рукой указывал, куда-то через поле. Там, в облаке взбитой конем снежной пыли, по льду реки, стрелой мчался всадник.

Крики восторга сразу затихли. В наступившей тишине кто — то произнес:

— До него саженей триста. — И кто-то добавил.

— Уже не догнать. — И высказался матом. Несколько человек его подержали. Ероха, возвысив голос, стал выговаривать Мечеславу, за то, что русичи прозевали гонца. Некоторые дружинники, особенно Ростовские и Ярославльские, к нему прислушивались. Кое-кто, поддакивая Ерохе, стал задавать вопросы. Но Мечеслав был невозмутим.

— Гонца послали — что с того? Куда? Да в ближайшую твердь, подмогу просить. Пока доберется, пока соберутся, пока дойдут. Сюда не успеют. Откуда все знаю? Да от него. — Воевода кивнул на провожатого. — Он сам мордвин и места эти знает.

— Ты ему веришь? — Сразу несколько человек выразили сомнения. Мечеслав кивнул.

— Он из мокшан, крещен в нашу веру. Во Христе наречен Александром, а по простому кличут Мирята.

Многие посмотрели на провожатого так, как будто видели его впервые. Мордвин, в правой руке держал топор, а в левой сухую корявую ветку, которую собирался рубить на дрова. Услышав Мечеслава, он бросил ее, сунул топор за цветасто расшитый пояс и подошел к воеводе. Стоя перед дружиной, Мирята в своем кожухе из беленой овчины, выделялся светлым пятном на фоне серо — стальной бронированной массы. На заданные вопросы, он отвечал не торопливо, видно с некоторым трудом складывал в речь слова не родного ему языка. О том, что дружинников волновало больше всего, сказал:

— Гонец до соседей доедет к утру. Помочь они им — махнул рукой на крепость — не смогут.

Слова воеводы, подкрепленные заверениями провожатого, успокоили дружинников и они, досмотрев, как гонец скрылся за изгибом речного берега, вернулись к оставленным, было делам. После перехода хотелось как можно скорее к огню, что бы на нем приготовить горячее. К сумеркам, большие костры осветили дальнюю от крепости сторону поля. Дружинники собрались вокруг них, ловя ароматы вкусного варева. Разговаривали мало, на крепость, не смотрел никто кроме сторожей. В наступившей тишине отчетливо стучали у леса топоры. Поваленный сосновый ствол требовалось еще укоротить, затесать и очистить от веток.