Знак судьбы 2 стр.

- …с тех пор как я узнала, что мое имя означает "принцесса", понимаешь? Они хотели назвать тебя Розой. Том Ярдли все время рассказывал о том, как он пошел посмотреть на розы, которые только-только посадил, и нашел тебя под кустом азалии. Поэтому они решили, что Роза - подходящее для тебя имя. Мне оно не нравилось. Ты в моем представлении совсем не Роза. Роз много, а ты отличалась от остальных. Я подумала, что ты немного похожа на маленькую цыганочку. Однажды я слышала об одной цыганке, которую звали Кармен… нет, думаю, ее звали Кармел. И знаешь, когда я выяснила, что Кармел означает "сад", то решила, что это как раз то, что нужно. Никак иначе тебя назвать нельзя. Ведь тебя нашли в саду. "Кармел, - сказала я, - вот как ее зовут, и никак иначе". Никто не возражал, и все стали называть тебя Кармел. А Март… ну, Том Ярдли нашел тебя в марте. Так что можно считать, это я дала тебе имя.

- Спасибо, Сэлли, - сказала я. - Роз действительно много.

И вот я - Кармел Март, происхождение неизвестно, проживающая в Коммонвуд-Хаусе из милости доктора Марлина и вызывающая снисхождение со стороны миссис Марлин и няни Гилрой.

Наверное, поэтому неудивительно, что я выросла, как выражалась няня Гилрой, "бесцеремонной". В доме, где мне приходилось самой себя защищать, я вынуждена была постоянно доказывать, что не намерена терпеть такое отношение, словно я - никто. Я давала понять, что, хоть происхождение мое и неизвестно, я все равно ничем не хуже, чем они.

Тогда, в ранние годы моей жизни, моим мирком была детская, где няня Гилрой делала четкое разграничение между мной и остальными. Я была здесь чужой, и хотя мне приходилось признавать ее правоту, в то же самое время я хотела показать, что есть нечто особенное в том, что твое происхождение - загадка. Мое присутствие в доме объяснялось только тем, что доктору в голову пришла странная идея пригреть сироту. По какой-то непонятной причине миссис Марлин согласилась на это. Поэтому я и была дерзкой. Я говорила, что ничем не хуже них. И это делало меня напористой.

- Цыганская кровь, - комментировала няня. - Они всегда назойливы и бесцеремонны - ходят со своими прищепками и просят позолотить ручку, а взамен рассказывают сказки о большом наследстве, которое вы получите.

Я часто думала о цыганах и пыталась узнать о них все, что можно. Мне удалось выяснить, что они живут в кибитках и кочуют с места на место. Они казались мне загадочным и романтичным народом. И во мне росла уверенность, что я - одна из них.

Мисс Мэри Харли, дочь викария, приходила с нами заниматься. Высокая, угловатая, с непослушными тонкими волосами, вечно выскальзывавшими из-под шпилек, которые должны были их скреплять, она была нервной и стеснительной, и, как я теперь понимаю, не очень подходила на роль учительницы. Но она была неизменно добра, а поскольку я всегда остро реагировала на доброе ко мне отношение, то очень к ней привязалась.

Нас учила мисс Харли, потому что миссис Марлин говорила, что детям еще слишком рано ехать в школу и дочь викария ее вполне устраивает.

Мэри Харли приходила в Коммонвуд-Хаус с удовольствием. Я слышала, как няня Гилрой объясняла миссис Бартон, поварихе, что Мэри очень рада этому заработку. В семействе Харли денег не водилось, и это неудивительно, потому что у викария было три дочери, которых нужно выдать замуж, а ни у одной из них "не на что смотреть". Все говорили, что мистер Харли беден как церковная мышь. Так что эти деньги были как нельзя кстати.

Мисс Харли научила меня читать. Я обычно сидела с Аделиной, которую очень скоро превзошла. Мне очень нравились эти уроки.

Самым выдающимся событием в моем раннем детстве была первая встреча с дядей Тоби. Когда я в одиночестве гуляла в саду, ноги часто приводили меня к кусту азалии. Я представляла то мартовское утро, когда меня подбросили. Воображала расплывчатый силуэт человека, крадущегося по саду, чтобы никто не услышал. И себя, завернутую в шаль. Меня осторожно, с любовью положили под кустом, а перед этим нежно поцеловали, ведь она - это должна быть женщина, потому что именно женщины в моем представлении были связаны с младенцами, - очень страдала из-за того, что приходится со мной расставаться.

Кто она? Няня говорит, что цыганка. У нее, должно быть, крупные серьги и черные вьющиеся, струящиеся по плечам волосы.

Когда я стояла там, у куста, ко мне подошел незнакомец.

- Привет, - сказал он. - Ты кто?

Я резко повернулась. Мужчина показался мне огромным. Он и правда был очень высоким. У него были светлые волосы - как я выяснила позже, выгоревшие на солнце, - а кожа - золотисто-коричневая. А еще - самые синие глаза, которые я когда-либо видела. Он улыбался.

- Я Кармел, - проговорила я с достоинством, которое научилась на себя напускать.

- Это прекрасно, - сказал он, - я знаю, что ты особенная. А что ты здесь делаешь?

- Смотрю на куст азалии.

- Он очень красивый.

- Когда-то он доставил немало хлопот Тому Ярдли.

- Правда? Но он тебе нравится?

- Меня нашли под этим кустом.

- А, так это было здесь? Ты часто приходишь взглянуть на него?

Я кивнула.

- Не каждого ведь находят под кустом, правда?

Я пожала плечами и рассмеялась.

- Сколько тебе лет, Кармел?

Я показала четыре пальца. Он с серьезным видом пересчитал их.

- Четыре года? Вот это да! Какой замечательный возраст! И сколько же ты здесь живешь?

- Я появилась в марте. Поэтому меня и назвали Кармел Март.

- А я - дядя Тоби.

- Чей дядя?

- Генри, Эстеллы и Аделины. И твой, если ты согласна.

Я снова засмеялась. Я всегда смеялась без видимой причины, когда была счастлива. А в этом человеке было нечто такое, отчего я чувствовала себя счастливой.

- Так ты согласна?

Я кивнула.

- Вы тут не живете, - заметила я.

- Я приезжаю в гости. Прибыл вчера вечером.

- А вы останетесь?

- На некоторое время. Потом уеду.

- Куда?

- В море. Я живу в море.

- Это рыбы живут в море, - недоверчиво возразила я.

- И моряки.

- Дядя Тоби! Дядя Тоби! - К нам подбежала Эстелла и кинулась к моему собеседнику.

- Привет! - Он взял ее на руки, и они оба рассмеялись. Я почувствовала укол ревности.

Потом подошел Генри.

- Дядя Тоби!

Мужчина поставил Эстеллу, и они с Генри заговорили.

- Когда вы приехали? Вы надолго? Где вы были?

- Все расскажу, - ответил дядя. - Я приехал вчера вечером, после того как вы легли спать. Я узнал обо всем, что вы делали, пока меня здесь не было. И уже познакомился с Кармел.

Эстелла уничтожающе посмотрела на меня. Но дядя Тоби улыбнулся мне.

- Пойдемте в дом, - сказал он. - Мне столько нужно вам рассказать! И столько показать!

- Да, да! - рассмеялась Эстелла.

- Идемте, - сказал Генри.

Эстелла схватила дядю Тоби за руку и потянула его к дому. Я вдруг почувствовала себя очень одинокой и покинутой, но дядя Тоби повернулся ко мне и протянул руку.

- Идем, Кармел, - позвал он.

И я снова была счастлива.

Визиты дяди Тоби были самыми счастливыми эпизодами моего детства. Они случались нечасто и тем ценнее были. Дядя Тоби был братом миссис Марлин. Это не переставало удивлять меня. Трудно найти людей, которые были бы так не похожи друг на друга. В дяде Гоби совсем не было жесткости и строгости, присущих его сестре. Создавалось впечатление, что его ничто не тревожит в этом мире и что бы ни случилось, он преодолеет любые невзгоды. В его присутствии начинало казаться, что и тебе под силу справиться с любой трудностью. Возможно, в этом и был секрет его очарования. Когда приезжал дядя Тоби, все обитатели дома вели себя иначе. Даже няня Гилрой смягчалась. Он говорил ей то, что никак не мог думать всерьез. "Ложь ли это?" - размышляла я. Лгать, конечно, не очень хорошо. Но в моих глазах все, что делал дядя Тоби, было правильным.

- Няня, - говорил он, - каждый раз, когда я вас вижу, вы становитесь все краше.

- Бросьте, капитан Синклер! - возмущенно отвечала няня Гилрой, поджав губы. Думаю, на самом деле она ему верила.

Даже миссис Марлин менялась. Ее лицо становилось мягче, когда она смотрела на брата. Я по-прежнему удивлялась тому, что он ее брат. На доктора присутствие дяди Тоби тоже оказывало влияние: он больше смеялся. Что до Эстеллы и Генри, они не отходили от гостя ни на шаг. Он был добр и особенно нежен с Аделиной. Она сидела, смотрела на него и улыбалась - и становилась по-своему красивой.

Но что особенно очаровывало меня: дядя Тоби всегда подчеркивал, что я одна из его племянников. Мне казалось, я нравилась ему больше остальных. Но, возможно, мне просто хотелось в это верить.

- Идем, Кармел, - говорил он, сжимая мою ладонь в своей, - держись ближе к дяде Тоби. - Словно меня нужно было об этом просить!

- Это мой дядя Тоби, - напоминала Эстелла. - Он не твой!

- Он говорит, что будет моим дядей, если я захочу. А я хочу.

- У цыган нет таких дядей, как дядя Тоби.

Эти слова меня опечалили, потому что были правдой. Но я отказывалась смириться с этим фактом. Думаю, на самом деле Тоби специально подчеркивал, что хочет быть моим дядей.

Приезжая, дядя Тоби много времени проводил с детьми. Эстелла и Генри учились ездить верхом. И он сказал, что я тоже должна учиться. Он усаживал меня на пони, брал его за повод, специально привязанный к сбруе, и водил по полю, крут за кругом. Я была на вершине блаженства.