"Дочь солдата" - повесть о девочке Верке, обыкновенной девочке с необычной судьбой.
Совсем маленькой ее нашли советские солдаты в фашистском лагере смерти. Они дали ей имя, а днем ее рождения стал день спасения из лагеря. Кто ее мать, кто отец? Никто этого не знает… Но Верка не сирота. Ее воспитывают добрые и отзывчивые люди - старый коммунист Николай Иванович, считающий себя по праву солдатом партии, и Екатерина Кузьминична.
Из большого города Верка попадает в глухую северную деревню, где и развертывается действие повести. Верке приходится нелегко, пока она успевает "заработать авторитет" у своих новых друзей. Маленькая горожанка учится труду - вместе с другими сельскими школьниками боронит пашню, помогает телятницам на ферме. В деревне Верка проходит и немалые жизненные испытания.
Повесть предназначена для детей среднего возраста; она выходит третьим изданием.
Иван Дмитриевич Полуянов - автор нескольких книг для детей, член Союза советских писателей РСФСР.
Содержание:
-
Глава I. Прощайте, милые заборы… 1
-
Глава II. "А живем мы рогато…" 3
-
Глава III. Первый разбойник 3
-
Глава IV. Праворучницы 5
-
Глава V. Лунки и самотек 7
-
Глава VI. В телятнике 8
-
Глава VII. В метель 10
-
Глава VIII. По путику 11
-
Глава IX. По-родственному 12
-
Глава X. В "Гвардейце" праздник 14
-
Глава XI. У Верки температура 15
-
Глава XII. Самотек 17
-
Глава XIII. Ответ Петра Шереметьева 18
-
Глава XIV. Племенное ядро 19
-
Глава XV. Костер 21
-
Глава XVI. Гвардейская бригада 23
-
Глава XVII. Горе 24
-
Глава XVIII. Скрипка поет под елью 25
-
Глава XIX. Одры 26
-
Глава XX. Плотина 28
-
Глава XXI. Трудовая книжка 29
-
Глава XXII. Сенокос в Суземе 31
-
Глава XXIII. Буря 32
Иван Полуянов
ДОЧЬ СОЛДАТА
Глава I. Прощайте, милые заборы…
Наверное, дядя вбивает последние гвозди, заколачивая ящик с посудой. Тарелки, обложенные стружкой, бренчат жалобно и глухо. Будто им тоже не хочется уезжать. У Верки после ударов молотка вздрагивают ресницы. Она притворяется, что спит.
До сна ли?
Там не будет заборов…
Мир становится шире, дивно преображается, если смотреть на него с высоты забора и болтать босыми ногами.
Заборы, заборы… То покосившиеся, выцветшие и серые от дождей, то новые, в золотых потеках смолы. Заборы, где известна любая щель или оторванная, висящая на ржавом гвозде доска. Скажем, собирают ребята армию - щель в заборе поможет. Все, что надо, найдешь за забором. Знаете, какие рейки свалены кучей возле столярной мастерской? Рейки - обрезки досок. Они длинные, чуть постругаешь ножом - готово копье. А то и шпага. Что вы, не рейки - сущий клад. И нашла клад Верка, не кто-нибудь. И не забыть ей, как за смекалку и находчивость ее избрали мушкетером. Целый день была Арамисом. Щеголяла в дядиной старой шляпе, в лыжных шароварах и резиновых сапогах. Подвернула голенища сапог - чем не ботфорты!
Дымит труба завода. Грохочут, лязгают цепями бревнотаски элеваторов. Звенят циркульные пилы… Все это за- заборами! Там на километры раскинулась биржа: рядами стоят штабеля свежераспиленных досок, и воздух, как в сосновом бору, напоен запахом смолы, и по деревянным мостовым бегают долговязые мотовозы, сигналят: "ку-ку! ку-ку!". Точно кукушки…
Ах, заборы… Хочешь побегать по бревнам и плотам, которыми забита река у лесозавода чуть не до фарватера, - опять ищи в заборе лазейку. Хочешь проводить пароход, стоящий у причала под погрузкой, - лезь через забор. Лезь, не раскаешься. Увидишь, как звено за звеном ползет в клюз якорная цепь, ржавая, с налипшими на нее водорослями, потом покажется якорь, потом пароход отвалит, загудит, прощаясь на долгие месяцы с родным берегом:
- У-у-у!
Это ничего, что сейчас зима. За зимой придет весна. За весной будет лето. И будут заборы.
Не будут…
И все оттого, что у дяди сердце. Дядя скрывал, что у него сердце. И было так: он ушел утром по гудку на работу, а вернулся домой две недели спустя - из больницы. Постаревший, сгорбленный и грустный. Не снимал пижамной курточки и, заложив руки за спину, все ходил, ходил по комнате. Он потирал подбородок и смотрел на себя в полосатой пижаме в зеркало:
- Арестант! Одно званье, что пенсионер!
Стало в квартире тихо-тихо. Верке после школы было тяжело возвращаться домой - в эту тишину.
Дядя вздумал посещать докторов: он просил вернуть его на завод. Никакого результата! Отказали доктора…
Он занялся работой по дому: чинил, паял, и, как прежде, запахло от его рук железом, машинным маслом. Он повеселел. В холщовом фартуке поверх комбинезона часами выстаивал у верстака, напевал революционные песни:
Наш паровоз, вперед лети,
В коммуне остановка…
Отремонтировал и направил мотор своего катера, починил тете старые кастрюли, ведра, соседке даже вылудил самовар. Но это продолжалось недолго. Дядя заскучал. Инструмент валился у него из рук.
По привычке он поднимался утром с заводским гудком.
И все шелестели по комнате тихие шаги. Туфли у дяди меховые, на нерпичьей коже.
Бывало, раньше мечтал чаще ездить на рыбалку на Сухое море - залив Белого моря. А теперь никуда не ездил…
- Арестант! Как в клетку заперт… Дышать нечем!
Однако свет не без добрых людей.
Тете порекомендовали "коренным образом изменить обстановку". Она ухватилась за этот совет. Дядя ее поддержал, что было неожиданно. Дядя предложил деревню. У себя на родине он не бывал лет двадцать. "Снять в деревне избу - и будет как дача", - сказал дядя.
Тетя не перечила, хотя выбор дяди ей не понравился: и путь дальний, и место глухое - самый что ни на есть медвежий угол.
Выстукивает молоток на кухне:
- Едем! Едем! Едем!
Дверь Веркиной комнаты приотворена. Все слышно.
- Куда тебе столько книг, Николай Иванович? Инструменты к чему?
- Почему да зачем… - ворчал дядя. Наверно, в зубах у него гвоздь. - Книги - технические справочники. Мало ли, вдруг понадобятся… Довольно, Катя, чинить допросы. Я же не проверяю, сколько ты кастрюль взяла. Сборы у тебя точно на Северный полюс.
- Что ты затеваешь? А девочка? Мы за нее перед государством отвечаем…
Верка закусила губу, уткнувшись в подушку.