Профиль
Утром за завтраком, поворчав на омлет, который он почему-то разлюбил, Карен сказал:
- Мам, а я тебя во сне видел.
Мать отставила с электроплиты не успевший закипеть кофе и присела к столу.
- Ну? Расскажи.
- Ты была маленькой. Такой, как я сейчас. Может, поменьше. У тебя были косы. Длинные. А вокруг так красиво - темные сопки и синее море... Ярко светило солнце... Живых акулят выбрасывали в море. А ты около своего отца бегала по причалу...
- Так это ж на Сахалине! - воскликнула мать. - Наверное, я рассказывала тебе про свое детство, когда ты был совсем маленьким. Тебе запомнилось, и ты увидел это во сне.
Карен не помнил, чтобы мама рассказывала ему про Сахалин, но на всякий случай попросил:
- Расскажи еще раз.
- Съешь омлет, расскажу, - заявила она и, воспользовавшись случаем, пододвинула сыну тарелку.
Он нехотя взялся за вилку.
- Было это... ой, давно было! - махнула она рукой. - Твой дедушка, мой отец - инженер по рыбной промышленности. Жили мы в Москве, но в тот год его послали на Сахалин, возглавить рыбные промыслы. Он взял с собой и нас с мамой. Все-то мне было там в диковинку - и тюльпаны на сопках, и сами сопки, и японские хижины с раздвижными дверями, и типичные для тех мест бесхвостые кошки, и даже огромные черные крысы на свалке. Но больше всего меня притягивало Японское море, удивительная прозрачность его глубин. Я забиралась на самый конец мола и подолгу смотрела в воду. Метровые крабы, морские звезды, осьминоги... чего там только не было. Я каждый день бегала к отцу на работу...
- А дедушка сердился на тебя и однажды дал тебе затрещину, - вставил Карен.
Мать застыла с открытым на полуслове ртом.
- А вот этого я тебе наверняка не рассказывала. Откуда ты знаешь?.. Дедушка тоже не мог сказать - он давно умер и видел тебя только новорожденным.
- Не помню, - небрежно пожал плечом Карен и, сдувая пенку с остывшего какао, отхлебнул глоток.
- Он действительно ударил меня... впервые в жизни. Я забралась на электрического ската на глазах у столичных кинооператоров и сильно порезала ногу о его плавник.
- Так, значит, это был электрический скат...
Карен смотрел на мать удивленно, будто видел ее впервые. Затем сорвался с места и повис у нее на шее.
- Что с тобой? - удивилась она.
- Я никогда-никогда не думал раньше, что ты тоже была маленькой... Как странно.
- Что ж тут странного? Все сначала бывают маленькими, а потом постепенно делаются взрослыми.
- Ты была ужасно смешной девчонкой, - сказал Карен. - С такой, как ты, я бы, наверное, подружился.
- Ах ты, негодник! Снова рылся в моем альбоме и наверняка перепутал все фотокарточки.
* * *
Вечером, когда мать, присев на корточки у постели, ласково желала Карену приятных снов, он, обычно старавшийся удержать ее подольше, пробормотал притворно сонным голосом:
- Спокойной ночи, мамочка. Очень хочется спать.
Оставшись один, он тотчас уселся по-турецки и стал ждать. В комнате было тихо, и по пустым ладоням гулял легкий ветерок из открытой форточки.
- Не дури, - шепотом потребовал Карен. - Слезай с головы. - Ответа не последовало. - Ну, кому говорят? Хочешь, - чтобы маме всю правду рассказал? И не только маме. Папа у меня знаешь какой! Он тебе...
Тут ладони его мягко спружинили, и на постель спрыгнул двойник.
- Так-то лучше, - удовлетворенно сказал Карен с мамиными интонациями в голосе.
- Ну, что тебе от меня надо? Я ведь исполнил твою просьбу, ты побывал в прошлом.
- Еще хочу! Еще. Маленькую маму покажи.
- Понравилось?
- Не твое дело. Покажи!
- Ты мною не командуй, а то я ведь и обидеться могу. Исчезну, и больше уж ни за что не дозовешься.
- Ну, покажи, очень тебя прошу.
Двойник вздохнул, и комната исчезла. Карен оказался посреди пшеничного поля, вокруг которого темнел хвойный лес. Поле перерезала проезжая дорога. Она вела к деревушке, видневшейся невдалеке.
Сквозь стройные усатые колосья кое-где синели васильки. Воздух, накаленный жарким солнцем, будто застыл, изнуренный неумолчным стрекотом кузнечиков, шуршанием стрекоз, тоненьким и въедливым жужжанием одурманенных зноем мух.
И вдруг неподвижный ландшафт ожил: по дороге торопливо шла девочка. Она прижимала к себе корзинку и то и дело заглядывала в нее. Когда девочка приблизилась, Карен узнал в ней маленькую маму. Но выглядела она года на два постарше, чем тогда, на берегу моря.
Девочка прошла мимо, едва не задев его, - она явно спешила.
- Даже не взглянула в мою сторону, - обиженно сказал Карен двойнику.
- Так ведь она тебя не видит, - резонно заметил тот.
- А я хочу, чтобы увидела, - потребовал Карен, и тотчас перед ним возникли сандалии, в которых он обычно гулял во дворе.
Карен надел сандалии и топнул, чтобы убедиться, что он живой, из плоти и крови. Пыль, серой пудрой покрывавшая дорогу, взметнулась из-под ног в воздух.
Карен хотел было окликнуть девочку, но не сразу сообразил, что эту босоногую девчонку в сарафанчике и с длинной косой зовут так же, как его маму.
Он нагнал ее, заглянул в корзинку и спросил:
- Что там у тебя?
- Не твое дело, - ответила девочка, исподлобья взглянув на него, и плотнее прижала к груди корзинку.
- Не бойся, не отниму, - заверил ее Карен. - Покажи.
- Станешь издеваться, как все? - спросила она сердито, раздумывая, показать или не показать. - Ворона у меня.
- Ну да? - Он потянул корзину к себе, тут же забыв о времени, разделяющем их, и о том, кто есть кто. - Живая?
- Живая. Вот. - Девочка откинула марлю, прикрывавшую корзину, и Карен увидел настоящую ворону, завалившуюся на один бок. - У нее лапка сломана. Девочка шмыгнула носом, готовясь зареветь.
Они были очень похожи друг на друга, мальчик и девочка, шагавшие бок о бок по притоптанной траве между колеями сельской дороги, но не сознавали этого.
- Где ты ее нашла?
- Неважно. Мы здесь на даче. Она прожила у меня все лето, привыкла к нам. Когда мы обедали, она ходила вокруг стола, разевала клюв и попрошайничала. А когда я каталась на велосипеде, она сидела у меня на руле, гордо так. Она совсем ручная. И немножко нахальная. Все время пыталась отнять кость у Домбика.
- А это кто?
- Собака наша. Спаниель. Он злился на нее, огрызался, но не трогал. А сегодня не удержался и вот... перекусил лапу. - Девочка заплакала.
- Куда же ты с ней теперь?
- В соседний поселок. Там, говорят, ветеринар есть. Только далеко, километров десять отсюда.
- А почему пешком, а не на велосипеде?
- Шина спустила. И потом, на велосипеде трясет по такой дороге, ей было бы больно.
- И ты дойдешь? - удивился Карен.
Девочка зло посмотрела на него и прибавила шагу.
- Отстань. Мне некогда.
Карен остановился и долго смотрел на мелькавшие босые пятки, на деловито раскачивающуюся косу. Он не заметил, как снова стал невидимым.
Уже дома, на своей постели, Карен обратился к двойнику:
- Теперь, если я спрошу маму, помнит ли она мальчика, приставшего к ней на поле, что она мне ответит?
- Ничего. Она забыла о тебе, как только ты отошел.
- А ворону ей вылечили?
- Вылечили.
- Давай еще куда-нибудь махнем, - вошел во вкус Карен.
- Так ведь ты - болтун. Ты все матери рассказываешь, а это уже полное нарушение всяких правил. Люди не должны знать, что у них есть двойники, разгуливающие во времени.
- Не болтун я вовсе, - рассердился Карен. - Я ведь после первого путешествия решил, что мне все приснилось. А теперь ни слова. Клянусь!
- "Ни слова"... - передразнил двойник. - А твоя мать сегодня весь день пыталась понять, как ты узнал про ската и затрещину... Смотри, меня подведешь, и тебе не поздоровится. Мы ведь с тобой друг без друга...
- Знаю-знаю. Поехали!
...Карен очутился в красивом старинном парке с могучими развесистыми лиственницами, мраморными скульптурами вдоль аллей и фонтанами. Парк начинался на возвышении и террасами спускался к реке. На верхней террасе виднелся желто-белый дворец, увитый диким виноградом.