Звездная пыль: Джудит Крэнц 2 стр.

Теперь Агнес — тридцать один. Она была замужем тринадцать лет и не раз с тоской думала о том, что совершила в юности самую большую ошибку в своей жизни. Но как бы Агнес ни сердилась на мужа, о разводе она и не помышляла. Если бы даже мысль о разрыве с Шандором не была грехом, то на какие средства они с Терезой стали бы жить? Агнес Райли растили для того, чтобы она стала чьей-то женой и потом преданной матерью семейства. Она не умела ничего другого, впрочем, как и большинство женщин ее поколения.

Шандор хорошо зарабатывал. Он руководил кафедрой музыки в закрытой школе для девочек в Стэмфорде, штат Коннектикут. Это было недалеко от их дома. Хорваты жили в скромном районе богатого городка Гринвич, поближе к школе при монастыре Святого Сердца, где училась Тереза. Вот здесь между Шандором и Агнес не возникло разногласий. Они оба хотели, чтобы их дочь посещала именно это аристократическое учебное заведение.

Агнес повернулась на другой бок. Если быть справедливой, то следовало признать — Шандор старался изо всех сил, чтобы как можно лучше устроить свою жизнь в новой для него стране. Сестры Агнес вышли замуж там же, где они все выросли, в Бриджпорте, и ни одна из них не могла похвастаться мужем-профессором. Избранниками сестер стали хорошие парни, ирландцы, родившиеся в Америке. Некоторые из них зарабатывали намного больше, чем Шандор, но оставались простыми работягами. И вся семья уважала элегантного, стройного мужа Агнес.

У всех сестер, за исключением Агнес, было по нескольку детей. Но когда семья собиралась вместе, именно Тереза привлекала всеобщее внимание. Она очень выделялась среди почти неотличимых друг от друга двоюродных братьев и сестер. Терезой, столь непохожей на остальных, гордились. Никто не пытался ей насолить или соревноваться с ней. Она была еще совсем крошкой, но ни на одном семейном торжестве не могли без нее обойтись. Даже сестры Агнес восхищались малышкой.

Тереза, единственная из детей, не посещала приходскую школу и никогда не жила в интернате. С ней вместе учились дочери миллионеров, и восхищению семейства Райли не было предела.

— Твоя семья окончательно испортит девочку таким вниманием, — сердито проворчал Шандор после очередного семейного праздника. — Тереза становится капризной. Я должен предупредить тебя, Агнес, что в последнее время с ней что-то происходит. Она как будто чем-то недовольна, но я не могу понять причины этого недовольства. И мне определенно не нравится эта ее «лучшая подруга» Мими Петерсен. Я не хочу, чтобы Тереза общалась с такими девочками. Ведь Мими даже не католичка. Кто знает, какие мысли она может внушить нашей дочке.

— Ты просто сходишь с ума, — резко ответила мужу Агнес. — У каждой девочки в этом возрасте есть лучшая подруга. А Петерсены очень приличная, милая семья. Возможно, они протестанты, но у них хватило ума понять, что в этой школе дают очень хорошее образование. И они по-настоящему любят Терезу, куда больше, чем ее собственный отец.

— Как ты можешь так говорить! Это несправедливо! — возмутился Шандор. — Я души не чаю в моей девочке, но, Агнес, мир жесток, а Тереза не принцесса, что бы ты там ни думала. Не следует чересчур опекать ее. И потом, ты слишком гордишься ею. А гордыня это грех…

— Шандор!

— Гордыня — это слишком высокая оценка собственных достоинств.

— И ты думаешь, что мне это неизвестно? — вспылила Агнес.

Она немедленно выходила из себя, стоило только мужу заговорить как проповеднику, жившему лет сто назад.

— Когда мне потребуется объяснение, что является грехом, я знаю, куда мне пойти, Шандор. Как ты смеешь читать мне проповеди?

— А ты понимаешь, Агнес, что пройдет еще год, и Тереза станет подростком? Я видел, что твои сестры немало помучились со своими детьми в этом возрасте. Почему у нас должно быть иначе? Если бы только…

— Если бы только у нас были еще дети? Не смей так говорить, Шандор! Я не меньше тебя хотела, чтобы у Терезы были братья и сестры. Я не смогла больше доносить ребенка… Неужели ты считаешь, что это моя вина?

— Агнес, умоляю тебя, не заводи снова этот глупый разговор. Пресвятая Дева не пожелала, чтобы у нас еще были дети, и мы должны с этим смириться. Я хотел сказать: если бы только жизнь оставалась такой же, как десять лет назад, если бы люди следовали установленным правилам! В моей стране подростки — это всего лишь школьники, и они ведут себя соответственно.

Но муж все же был недоволен ею, хотя и скрывал свое недовольство глубоко в душе. Агнес догадывалась об этом. Она и сама не могла справиться с чувством вины за то, что после рождения Терезы все ее беременности заканчивались выкидышами. Хотя бессмысленно и грешно винить себя, когда все в руках господа.

Но ведь у нее есть Тереза, ее красивая и талантливая дочка, и она заменит Агнес всех не рожденных ею детей!

Тереза пыталась уснуть и с отчаянием думала, что лучше бы родители из-за нее не ссорились. Из ее комнаты не были слышны их голоса, но по выражению их лиц, когда они слушали, как она читала молитвы на ночь, она поняла, что мать и отец снова будут ругаться.

Уже давно она перестала подслушивать под дверями их спальни. Каждый из родителей по-прежнему оставался при своем мнении, и, что бы Тереза ни делала, казалось, она лила воду на мельницу и отца, и матери. Годами Тереза пыталась понравиться всем: матери, отцу, монахиням, которые преподавали ей катехизис по субботам, священникам, выслушивавшим ее исповеди по пятницам, учителям и всем родственникам. Она долго верила, что так ей удастся изменить отношение матери, заставить отца быть менее суровым. Но ничего не помогало. Все внимание матери было сосредоточено только на ней, Терезе. А отец не скрывал своих подозрений и неодобрения, исправлял ее произношение, не позволял ей употреблять жаргонные словечки. Другие дети называли ее «воображалой».

«Если бы только родители все обо мне знали! Они бы умерли, — решила про себя Тереза, — они бы просто умерли». Ее мучили стыд, чувство вины за свое вызывающее поведение, и, что было хуже всего, она испытывала смертельный ужас из-за того, как прожила этот последний год. Все изменилось после того, как Тереза поняла, что не добьется ничего, если и дальше будет пытаться угодить всем.

Родители сами во всем виноваты! Как сказала Мими, от обстановки в доме Терезы затошнило бы даже кошку. Терезу домашняя атмосфера безумно раздражала, она все время оставалась в напряжении, и от этого ей хотелось закричать, перебить всю посуду, схватить кухонный нож и вспороть все эти хорошенькие пухлые подушечки на ее постели, чтобы перья разлетелись по всей комнате, устилая пол плотным ковром.

Не было ни минуты, когда она могла бы свободно вздохнуть. Но главное, она никогда не чувствовала себя в безопасности. Как отчаянно мечтала Тереза хотя бы о дне, часе, даже минуте безопасности, когда бы ни с чем не сравнимое давление сменилось спокойным, исполненным любви одобрением.

Как раз накануне она неожиданно увидела мать в школе. В полутемном зале, где шли репетиции пьесы, Агнес сидела в последнем ряду, забившись в угол. Никто, кроме дочери, ее бы и не заметил.

— Мама! — сердито воскликнула Тереза, вернувшись домой после уроков. — Ты же обещала мне никогда этого больше не делать!

— Тереза, матушка О'Тул разрешила мне посидеть при условии, что меня никто не увидит. Никто меня и не видел, ни одна живая душа.

— Никто, кроме меня. Как, по-твоему, я могу сконцентрироваться на игре, когда знаю, что ты следишь за каждым моим движением? Всю мою жизнь ты не спускаешь с меня глаз! С тех самых пор, как я получила первую роль на утреннике в детском саду. Я терпеть этого не могу! Так мне намного труднее! Сколько раз я говорила тебе об этом, но ты не желаешь меня понять и оставить в покое!

— Ничего страшного, — холодно ответила Агнес. — Для тебя будет прекрасной тренировкой, если ты научишься не обращать на меня внимания. Когда ты начнешь играть на сцене ради денег, на тебя будут смотреть все, а не только я. Никто не играет перед пустым залом. По крайней мере, ты знаешь, что я настроена благожелательно.