Троечка за тигра. Смешные истории 2 стр.

 Молчать, щенок! Убью, как собаку!

От ужаса и удивления Кися даже забыл заплакать Он стоял перед воспитателем с прыгающей нижней челюстью и широко открытыми остановившимися глазами.

 Вы не смеете так,  прошептал он.  Я маме скажу.

И опять заговорил Берегов железным голосом, и лицо у него было железное, твёрдое:

 Вот что, дорогой мой ты уже не такой младенец, чтобы не понимать. Вот тебе мой сказ: пока ты будешь делать всё по-моему, я с тобой буду в дружеских отношениях, во мне ты найдёшь приятеля Без толку я тебя не обижу Но! если! только! позволишь! себе! одну! из твоих! штук!  я! спущу! с тебя! шкуру! и засуну! эту шкуру! тебе в рот! Чтобы ты не орал!

«Врёшь,  подумал Кися,  запугиваешь. А подниму крик, да сбегутся соседи тебе же хуже будет».

Рот Киси скривился самым предостерегающим образом. Так первые редкие капли дождя на крыше предвещают тяжёлый обильный ливень.

Действительно, непосредственно за этим Кися упал на ковёр и, колотя по нему ногами, завизжал самым первоклассным по силе и пронзительности манером

Серьёзность положения придала ему новые силы и новую изощрённость.

Берегов вскочил, поднял, как пёрышко, Кисю, заткнул отверстый рот носовым платком и, скрутив Кисе назад руки, прогремел над ним:

 Ты знаешь, что визг неприятен, и поэтому работаешь, главным образом, этим номером. Но у меня есть свой номер: я затыкаю тебе рот, связываю руки-ноги и кладу на диван. Теперь: в тот момент, как ты кивнёшь головой, я пойму, что ты больше визжать не будешь, и сейчас же развяжу тебя. Но если это будет с твоей стороны подвох и ты снова заорёшь пеняй на себя. Снова скручу, заткну рот и продержу так час. Понимаешь? Час по моим часам это очень много.

С невыразимым ужасом глядел Кися на своего строгого воспитателя. Потом промычал что-то и кивнул головой.

 Сдаёшься, значит? Развязываю.

Испуганный, истерзанный и измятый, Кися молча отошёл в угол и сел на кончик стула.

 Вообще, Кися,  начал Берегов, и железо исчезло в его голосе, дав место чему-то среднему между сотовым мёдом и лебяжьим пухом.  Вообще, Кися, я думаю, что ты не такой уж плохой мальчик, и мы с тобой поладим. А теперь бери книжку, и мы займёмся складами

 Я не знаю, где книжка,  угрюмо сказал Кися.

 Нет, ты знаешь, где она.

 А я не знаю!

 Кися!!!

Снова загремело железо, и снова прорвалась плотина, и хлынул нечеловеческий визг Киси, старающегося повернуть отверстый рот в ту сторону, где предполагались сердобольные квартиранты.

Кричал он секунды три-четыре.

Снова Берегов заткнул ему рот, перевязал его, кроме того, платком и, закатав извивающееся тело в небольшой текинский ковёр, поднял упакованного таким образом мальчика.

 Видишь ли,  обратился он к нему.  Я с тобой говорил, как с человеком, а ты относишься ко мне, как свинья. Поэтому я сейчас отнесу тебя в ванную, положу там на полчаса и уйду. На свободе ты можешь размышлять, что тебе выгоднее враждовать со мной или слушаться. Ну вот. Тут тепло и безвредно. Лежи.

IV

Когда, полчаса спустя, Берегов распаковывал молчащего Кисю, тот сделал над собой усилие и, подняв страдальческие глаза, спросил:

 Вы меня, вероятно, убьёте?

 Нет, что ты. Заметь пока ты ничего дурного не делаешь, и я ничего дурного не делаю Но если ты ещё раз закричишь, я снова заткну тебе рот и закатаю в ковёр и так всякий раз. Уж я, брат, такой человек!

Перед сном пили чай и ужинали.

 Кушай,  сказал Берегов самым доброжелательным тоном.  Вот котлеты, вот сардины.

 Я не могу есть котлет,  сказал Кися.  Они пахнут мылом.

 Неправда. А впрочем, ешь сардины.

 И сардины не могу есть, они какие-то плоские

 Эх ты,  потрепал его по плечу Берегов.  Скажи просто, что есть не хочешь.

 Нет, хочу. Я бы съел яичницу и хлеб с вареньем.

 Не получишь! (Снова это железо в голосе. Кися стал вздрагивать, когда оно лязгало.) Если ты не хочешь есть, не стану тебя упрашивать. Проголодаешься съешь. Я тут всё оставлю до утра на столе. А теперь пойдём спать.

 Я боюсь спать один в комнате.

 Чепуха. Моя комната рядом: можно открыть дверь. А если начнёшь капризничать снова в ванную! Там, брат, страшнее.

 А если я маме потом скажу, что вы со мною делаете

 Что ж, говори. Я найду себе тогда другое место.

Кися свесил голову на грудь и молча побрёл в свою комнату.

V

Утром, когда Берегов вышел в столовую, он увидел Кисю, сидящего за столом и с видом молодого волчонка пожирающего холодные котлеты и сардины.

 Вкусно?

Кися промычал что-то набитым ртом.

 Чудак ты! Я ж тебе говорил. Просто ты вчера не был голоден. Ты, вообще, меня слушайся я всегда говорю правду и всё знаю. Поел? А теперь принеси книжку, будем учить склады.

Кися принёс книжку, развернул её, прислонился к плечу Берегова и погрузился в пучину науки.

* * *

 Ну вот, молодцом. На сегодня довольно. А теперь отдохнём. И знаешь как? Я тебе нарисую картинку

Глаза Киси сверкнули.

 Как картинку

 Очень, брат, просто. У меня есть краски и прочее. Нарисую, что хочешь,  дом, лошадь с экипажем, лес, а потом подарю тебе. Сделаем рамку и повесим в твоей комнате.

 Ну, скорей! А где краски?

 В моей комнате. Я принесу.

 Да зачем вы, я сам. Вы сидите. Сам сбегаю. Это действительно здорово!

VI

Прошла неделя со времени отъезда Талалаевых в Харьков.

Ясным солнечным днём Берегов и Кися сидели в городском сквере и ели из бумажной коробочки пирожки с говядиной.

 Я вам, Георгий Иваныч, за свою половину пирожков отдам,  сказал Кися.  У меня рубль есть дома.

 Ну, вот ещё глупости. У меня больше есть. Я тебя угощаю. Лучше мы на этот рубль купим книжку, и я тебе почитаю.

 Вот это здорово!

 Только надо успеть прочесть до приезда папы и мамы.

 А разве они мешают?

 Не то что мешают. Но мне придётся уйти, когда мама узнает, что я тебя в ковёр закатывал, морил голодом.

 А откуда она узнает?  с тайным ужасом спросил Кися.

 Ты же говорил тогда, что сам скажешь

И тонкий, как серебро, голосок прозвенел в потеплевшем воздухе:

 С ума я сошёл, что ли?!

М. Зощенко

Учитель истории

Учитель истории вызывает меня не так, как обычно. Он произносит мою фамилию неприятным тоном. Он нарочно пищит и визжит, произнося мою фамилию. И тогда все ученики тоже начинают пищать и визжать, передразнивая учителя.

Мне неприятно, когда меня так вызывают. Но я не знаю, что надо сделать, чтоб этого не было.

Я стою за партой и отвечаю урок. Я отвечаю довольно прилично. Но в уроке есть слово «банкет».

 А что такое банкет?  спрашивает меня учитель.

Я отлично знаю, что такое банкет. Это обед, еда, торжественная встреча за столом, в ресторане. Но я не знаю, можно ли дать такое объяснение по отношению к великим историческим людям. Не слишком ли это мелкое объяснение в плане исторических событий?

Я молчу.

 А-а?  спрашивает учитель, привизгивая. И в этом «а-а» я слышу насмешку и пренебрежение ко мне.

И, услышав это «а», ученики тоже начинают визжать.

Учитель истории машет на меня рукой. И ставит мне двойку. По окончании урока я бегу за учителем. Я догоняю его на лестнице. От волнения я не могу произнести слово. Меня бьёт лихорадка.

Увидев меня в таком виде, учитель говорит:

 В конце четверти я вас ещё спрошу. Натянем тройку.

 Я не об этом,  говорю я.  Если вы меня ещё раз так вызовете, то я я

 Что? Что такое?  говорит учитель.

 Плюну в вас,  бормочу я.

 Что ты сказал?  грозно кричит учитель. И, схватив меня за руку, тянет наверх, в директорскую. Но вдруг отпускает меня. Говорит:  Иди в класс.

Я иду в класс и жду, что сейчас придёт директор и выгонит меня из гимназии. Но директор не приходит.

Через несколько дней учитель истории вызывает меня к доске.

Он тихо произносит мою фамилию. И когда ученики начинают по привычке визжать, учитель ударяет кулаком по столу и кричит им:

 Молчать!

В классе водворяется полная тишина. Я бормочу задание, но думаю о другом. Я думаю об этом учителе, который не пожаловался директору и вызвал меня не так, как раньше. Я смотрю на него, и на моих глазах появляются слёзы.